В ЕКАТЕРИНЕНСКОМ ПАРКЕ

Невозможно наглядеться не мастерство величайшего художника всех времён и народов - Его Величества природы! Не перестаю удивляться игре света и тени, движению воздуха, временам года, сменяющих друг друга. С одной стороны - непрекращающиеся перемены изображения, а с другой - завидное постоянство из года в год. Высокие пирамидальные тополя, гордо возвышаясь над другими деревьями, красуются, потряхивая серебряными листьями на фоне мокрых чёрных стволов. Они как будто бы даже слегка позванивают, нужно только прислушаться: «Осень идёт, осень идёт, улетаем, улетаем, динь-динь-динь…». Тишину парка нарушило гортанное курлыканье и негромкое мелодичное гоготанье, и надо мной пролетело несколько рыжих уток с белыми головками и короткими тёмными клювами. Они сделали несколько кругов над прудом и приземлились, да, именно приземлились на газоне, зелень которого подчёркивала их оригинальное оперение. Высоконогие, стройные, каштаново-рыжие с черными крыльями, они похожи одновременно на уток и на мелких гусей. До чего же умны эти утки! Они, облетев пруд, увидели, что у Ротонды Екатерины II стоит малыш в ярком красно-чёрном комбинезоне и крошит хлеб, и вежливо подошли за угощением. Там уже клевали крошки наши привычные кряквы: яркие с каштановым зобом и зеленой головой самцы и серенькие уточки. У всех на крыле синее “зеркальце” с белыми каёмками. Конечно же, вокруг маленького кормильца суетились воробышки и голуби, но все птицы вели себя при этом вежливо, с достоинством. Я брожу по аллеям Екатерининского парка в обычный день, любуясь бесчисленными оттенками малахита, серебра и золота осени.

Маргарита ПРОШИНА

ПО НАБЕРЕЖНЫМ

ОСТРОВ СТОЛИЧНЫЙ

Вы гуляли по набережным острова в Москве!? Если нет, то непременно отправляйтесь на прогулку по Софийской, Москворецкой, Раушской, Космодамианской набережным. В выходные дни они совсем пустынны, задумчивы, там сохранились уголки уходящей Москвы. Я сделала для себя на прогулке по острову между Москвой-рекой и Обводным каналам целый ряд открытий. Например, Садовническая улица (в советские времена улица Осипенко) - полное ощущение, что я иду по выстроенному в линеечку Санкт-Петербургу конца девятнадцатого века. Банки, офисы, присутственные места. Но сегодня все чиновники и служащие отдыхают. Тишина. Только один австралийский шелковистый терьер важно шествовал мне навстречу, выгуливая своего хозяина. Есть ещё, сохранились здесь московские дворики, но попасть в них никак нельзя. Ворота, калитки, заборы преграждают путь, но отрадно уже то, что они есть. Но не покидает ощущение, что справа вода, и слева - вода. Я на острове. Я одинока! 

Маргарита ПРОШИНА

ЗАКАТНОЕ СОЛНЦЕ

ЗАСТЕНЧИВОЕ СОЛНЦЕ

В сумерки небо над Москвой было многослойным. Низкие, тяжёлые, мрачные от влажности тучи ветер гнал с Запада на Восток. Над ними в глубине то появлялся, то исчезал прорыв голубого цвета, который местами прикрывали пушистые белые овечки. Я стояла на Космодамианской набережной спиной к Дому Музыки на Красных холмах и не могла глаз оторвать от постоянно меняющихся небесных рисунков. И небо наградило меня за внимание к нему. Сначала тучи открыли едва угадываемый огромный шар закатного солнца. Суровые серые тучи мгновенно преобразились и похорошели, порозовев. Затем между куполами Спасо-Преображенского собора и башнями Новоспасского монастыря солнечное колесо открылось полностью. Оно было столь огромно, что все храмы и дома на той стороне Москвы-реки стали казаться микроскопическими, игрушечными. Темнело прямо на глазах. Огромный шар неспешно передвигался от одной башни к другой. И в этот момент я почувствовала под ногами Землю, планету, и что я еду на ней. Я ощутила себя «маленьким принцем». Передо мной открылась невероятная картина - солнце между куполами, которые переливались в его лучах. Светило смотрело только на меня, а затем смущенно прикрыло темными тучками сначала глазки, а потом всё личико, как будто маленькими ручками, и растаяло. Через считанные минуты на город опустился вечер. 

Маргарита ПРОШИНА

УМЕНИЕ НОСИТЬ ОДЕЖДУ

КАК СИДИТ КОСТЮМ

Первое впечатление от незнакомого человека у меня складывается невольно от внутреннего посыла, который возникает как-то мгновенно, помимо моей воли. Что такое образ - так сразу я и не отвечу. Есть люди светлые, а есть тип людей, при взгляде на которых внутри меня звучит сигнал тревоги. Подобных людей я стараюсь осторожно обойти стороной. Жизнь научила меня прислушиваться к интуиции, я называю её моим «ангелом хранителем». Когда я игнорировала её, всегда совершала поступки, о которых горько сожалею. Внешность человека, безусловно, имеет значение, но известное выражение «по одежке встречают…» для меня не является основополагающим. Просто при взгляде на стильно, со вкусом одетого человека у меня поднимается настроение. Глаз радуется! Особенно я восхищаюсь таким редким качеством в человеке, как умение носить одежду. Подобное качество называют «породой». Умение выглядеть в любой одежде подтянутым и элегантным - достойно восхищения. Элегантную вещь можно испортить, превратить в нелепую вещь, выглядеть в ней смешной, если она тебе не идёт или не соответствует месту и времени. Умение носить костюм, как вторую кожу - своего рода талант. 

Маргарита ПРОШИНА

20 НОЯБРЯ РОДИЛИСЬ

20 НОЯБРЯ РОДИЛИСЬ

1480 - Фердинанд Магеллан, португальский мореплаватель (совершил первое кругосветное путешествие).
1858 - Сельма Лагерлёф, шведская писательница.
1869 - Зинаида Гиппиус, поэтесса.
1924 - Юрий Давыдов, писатель
1925 - Майя Плисецкая, балерина.
1927 - Михаил Ульянов, актёр.
1928 - Алексей Баталов, актёр.
1950 - Маргарита Прошина, писательница.

19 НОЯБРЯ РОДИЛИСЬ:

 

1528 - Паоло Веронезе, итальянский художник.

 

1557 - Бона Сфорца, королева Польши.

 

1600 - Карл I Стюарт, король Англии.

 

1711 - Михаил Васильевич Ломоносов, поэт и ученый.

 

1770 - Иван Фёдорович Крузенштерн, русский мореплаватель, адмирал.

 

1794 - Сергей Григорьевич Строганов, попечитель Московского учебного округа.

 

1843 - Рихард Авенариус, швейцарский философ.

 

1888 - Хосе Рауль Капабланка, кубинский шахматист, чемпион мира в 1921-1927.

 

1900 - Анна Зегерс, немецкая писательница.

 

1903 - Асаф Михайлович Мессерер, артист балета, балетмейстер и педагог.

 

1917 - Индира Ганди, премьер-министр Индии.

 

1924 - Ян Отченашек, чешский писатель, прозаик и сценарист.

 

1930 - Фарид Мустафьевич Сейфуль-Мулюков, журналист-международник.

 

1934 - Валентин Козьмич Иванов, футболист московского "Торпедо".

 

1938 - Роберт Эдвард Тернер, основатель компании "Кейбл ньюс нетворк" (CNN).

 

1946 - Юрий Александрович Кувалдин, писатель, первый частный издатель в СССР (1989).

 

1970 - Николай Евгеньевич Лазарев, артист Театра Армии, Гамлет в "Гамлете"

РАСКРЕПОЩЕНИЕ

СКОВАННОСТЬ

Как важно уметь расслабляться, владеть собой, снимать напряжение. Я в этом убеждалась неоднократно на собственном опыте. Особенно остро я почувствовала это во время сдачи экзаменов, которые я сдавала с пятого класса ежегодно. В музыкальной же школе на академических концертах играла, как и положено, с первого класса. Можно быть блестяще подготовленной и получить, в лучшем случае, «удовлетворительно». Ведь очень многое зависит от того, как ты отвечаешь, как подаёшь материал, как держишься. Скованность или зажим приводят к плачевному результату. Поэтому я стала учиться быть естественной, внутренне свободной, и у меня это получилось. Не сразу, постепенно я научилась избавляться от внутреннего зажима, и почувствовала внутреннюю свободу. «У меня всё получится!» - вдохновенно запела моя дорогая душа. Раскрепощение изменило мой взгляд на мир. Экзамены, собеседования, переговоры - всё получалось легко, как бы играя. Известно ведь, что на улыбку и доброжелательное отношение собеседник реагирует соответственно. В личной жизни, в семье просто необходимо контролировать себя и стараться понимать и принимать родных людей такими, какие они есть. Всё это общеизвестно и понятно, дело за малым, быть естественной. Особенно это необходимо в творчестве, здесь нужен свободный полёт слов и мыслей. Сажусь и пишу, не представляя себе того, каков будет результат.

Маргарита ПРОШИНА

Маргарита Прошина "Скудельный сосуд"

Маргарита Васильевна Прошина родилась 20 ноября 1950 года в Таллинне. Окончила институт культуры. Заслуженный работник культуры РФ. Автор книг прозы "Задумчивая грусть" и "Мечта" (издательство "Книжный сад", 2013). В "Нашей улице" публикуется с №149 (4) апрель 2012.

Маргарита Прошина

СКУДЕЛЬНЫЙ СОСУД 

рассказ

Отец, мать, тётушки, дядюшки, сёстры, братья, и еще какие-то далёкие, едва узнаваемые родственники со скорбными лицами стояли у Фаины Фелициановны в ногах. Она тихо лежала в гробу, но не совсем умерла. Ей это показалось столь странным, что она невольно подумала, что это ей снится.
Она слегка ущипнула себя, как-то легко проснулась, но опять совершенно отчётливо поняла, что лежит в самом настоящем гробу. Красный сатин, белые оборочки.
Может быть, ей действительно не стоит продолжаться в жизни и пора на тот свет? Девяносто годов уже отмахала. И все-то годики мелькнули, как один день.
Нет, как ни ухитряйся в спасительных мыслях, того быть не может.
У неё абсолютно ничего не болит, дышит она нормально, сердце уверенно бьётся.
Но почему в гробу?
Это как-то не по правилам. Она оглядела стоящих людей у неё в ногах. Взгляд их наряду со скорбью излучал родственную любовь и вполне понятное сочувствие, потому что в эти минуты, видимо, каждый думал о том, что и им когда-нибудь, конечно, не очень скоро, в далёком будущем, но предстоит полежать в гробу.
Фаина Фелициановна протянула истончённые, словно это были лапки цапли, руки, потянулась к собравшимся людям, понимая, как долго ждала она этой встречи, целую жизнь.
И проснулась.
Ни гроба, ни родни, никого.
Те лица, которые она только что видела, превратились в одуванчики. Они маячили перед глазами Фаины Фелициановны, не желая уступать место другим картинам.
Одуванчики красовались на высоких толстых стеблях. Затем они превратились в пушистые белые шары, с которых полетели во все стороны белые маленькие парашюты семян.
На подоконнике одиноко сидел чёрный с белым пятном на лбу упитанный кот, подвернув под себя пушистый хвост.
«Какое счастье, - подумала она. - Кот мой милый жив-живёхонек. Стало быть, и я жива».
Она с некоторым усилием откинула край одеяла и медленно опустила тощую желтоватую с синими прожилками ногу в поисках тапочек.
Невероятная радость разлилась по всему её старческому телу, уставшему жить.
Она жива!
А тогда на море она даже не поняла, что случилось. То лето, такое безмятежное и счастливое, бесцеремонно перевернуло жизнь Фаины и её сестры.
- Море! Какое оно? - этот вопрос не давал покоя восьмилетней Фаине. - Бабушка, когда же мы приедем уже к большому морю?
- Фаина, успокойся, пожалуйста. Наберись терпения, - строго сказала бабушка, поправляя одеяло, которое свесилось с полки из-за того, что Фаина никак не могла заснуть.
Младшая сестрёнка, свернувшись сдобным калачиком, сладко спала у стенки.
На следующий день паровоз наконец-то дотянул вагоны до Феодосии. После путешествия на телеге, запряжённой осликом, Фаина с бабушкой и сестрёнкой оказались в уютном белом домике, в котором их радушно встретила хозяйка, Серафима Аркадьевна, большая мягкая женщина с ласковыми и добрыми руками. Фаине казалось, что время остановилось, так долго они собирались к морю.
И вот они ступили на узкую полоску пляжа. Вся эта полоска была усеяна гладкими тёплыми камешками, на которые одна за другой набегали волны с белой пеной, которая исчезала при соприкосновении с камнями. Море показалось Фаине непрерывно волнующейся полосой необъятной ширины, которая сливалась с небом. День был пасмурный. Море выглядело не синим и не чёрным, как ожидала Фаина, а беспокойным и сердитым. Она даже невольно попятилась, спрятавшись за бабушку от надвигающейся волны.
Но уже на следующий день Фаина не могла глаз отвести от насыщенной лазурью водной глади, которая сверкала солнечными бликами.
Она с опаской вошла в воду и, взвизгнув от восторга, присела, попробовала осторожно на вкус солёную воду, от которой исходил незнакомый и дивный запах водорослей.
Не прошло и часа, как Фаине почудилось, что она была здесь, на берегу, всегда.
Бабушка соорудила тень, натянув простыню на четыре колышка, и девочки погрузились в строительство крепости из камней, которые назывались галькой.
Вначале пугала девочек эта галька, ступать по ней было даже страшно, но через два-три дня они приспособились и ловко ходили по ней, ступая осторожно.
Море постоянно с невероятным мастерством живописца меняло цвет свой, поражая Фаину редкостными оттенками, которых она прежде нигде не видела: лазурь, синева, голубизна, смешивались, как краски на палитре, в лучах солнца, ослепляя своим неизгладимым изяществом. Утром и днём море встречало Фаину приветливо.
Всё здесь было непривычно: белые низкие домики, увитые лозами винограда с зелёными, маленькими ещё гроздьями ягод, ветви его, тесно переплетаясь, создавали тенистые беседки, спасающие в знойный полдень. Особый южный аромат воздуха, такой непривычный, дурманил Фаину, но через несколько дней она полюбила его, как и запах моря.
Они ходили на море утром и после обеда ежедневно, а в знойный полдень их спасала прохлада беседки.
А вечером, когда садилось солнце, и начинали свой неугомонный треск цикады, они приходили смотреть закат, море казалось загадочным и чужим. А какое здесь было небо! Его черный высокий свод весь был усыпан яркими большими звёздами, которые внимательно наблюдали за Фаиной.
А полная луна была такой огромной, что Фаина пряталась от неё под простынёй.
Неспешная размеренная жизнь, покой, разлитый в воздухе, игры и чтение так полюбились Фаине, что она всё реже вспоминала Москву, в которой даже она, девочка, чувствовала необъяснимую тревогу.
- Бабушка, как хорошо остаться здесь навсегда! - с чувством восторга говорила она. - Только нужно, чтобы мама с папой сюда приехали к нам.
- Фаина, мы здесь на всё лето, а осенью ты опять пойдёшь в школу, дома. Погоди, через два месяца ты сама попросишься домой, - отвечала бабушка с улыбкой.
Как-то раз в конце июля девочки с бабушкой, как обычно, возвращались с пляжа. У калитки стояла прищурившись, хозяйка, Серафима Аркадьевна, и махала приветливо руками.
- Идите скорее, - услышала Фаина, - к вам гости!
- Мама! - вскрикнула Фаина и бросилась бежать.
- А вот и не угадала! - ответила тётя Муза, сестра отца, выглядывая из-за большой спины Серафимы Аркадьевны.
Бабушка удивлённо подняла брови и спросила:
- Муза, а ты как здесь? Случилось что-то?
- Приехала погреться на солнышке к вам, а то у нас лето выдалось холодное, дождливое, - ответила тётя.
Они сели обедать.
Фаина чувствовала, что что-то изменилось.
Бабушка вопросительно поглядывала на тётю Музу, а та старалась казаться веселой и всё расспрашивала девочек об их занятиях и играх.
На море они в этот день больше не пошли.
Бабушка с тётей удалились в конец сада, а девочки играли в беседке.
Потом Серафима Аркадьевна отвела девочек к соседке, у которой недавно появился щенок, они с восторгом играли с ним до вечера...
Так случилось, что на следующий день после приезда тёти Музы бабушку увезли в больницу с сердечным приступом, где она через несколько дней скончалась, не пережив известия о том, что сын и его жена, родители девочек, расстреляны.
Повзрослев, Фаина с горечью думала о том, что пришлось пережить тёте Музе в то лето.
Помимо страшной вести о гибели любимого брата и его жены, смерти матери на юге, на руках две девочки-сироты, которых необходимо спасти от детского дома для детей врагов народа. Только, когда они приехали к тёте Музе в Тарусу, она объяснила им, что теперь они будут жить здесь.
Тётя Муза очень просила девочек не разговаривать с незнакомыми людьми, стараться как можно больше времени проводить дома и вести себя тихо. В школу Фаина осенью не пошла. Они с сестрой заболели ветрянкой.
В ноябре того рокового года тёте Музе тарусские доброжелатели неоднократно нашёптывали, чтобы она была осторожнее, осмотрительнее, потому что о её свободомыслии в школе распускалили слухи, и что за ней могут прийти в любой момент.
Мало того, что тётя Муза работала учителем истории в школе, так она ещё, к несчастью, происходила из дворян. Частенько на уроках она со вздохом говорила, что мало что могут привнести в нормальную жизнь необразованные люди, при этом как-то непосредственно напоминала о том, что государством руководят «выходцы из народа с двумя-тремя классами церковно-приходской школы», всё время призывающие к борьбе, то есть к войне.
И у Фаины Фелициановны, сколько она себя помнила, слово «борьба» вызывало протест. Она не могла разобраться, почему так? Пыталась. Думала. Как-то, уже в поздние годы, в «Записной книжке» Чехова наткнулась на такую мысль: "Человечество понимало историю как ряд битв, потому что до сих пор борьбу считало оно главным в жизни". Эти слова Чехова поразили её: «Возможно, в этом и есть причина моего предвзятого отношения к слову «борьба». Как может быть борьба главной в жизни?! В школе нас призывали к разной борьбе, например: «Бороться, искать, найти и не сдаваться». Фаину Фелициановну от этих слов переворачивало. Борьба - это животное чувство, близкое малообразованному большинству. Недаром большевизм есть опора централизованной власти, опора империи. Интеллектуальное меньшинство всегда двигало историю. Мы делали танки, а Запад создал компьютер. Фаина Фелициановна считала в жизни главным: любовь, веру, надежду, мудрость, образованность. Борьба же пусть будет словесная, для любителей спорить, и борьба - как вид спорта. Писать историю как череду битв, возвеличивать борьбу, насилие и все, что следует за этим? Невозможно, чтобы подобные мысли были главными. История, по мнению Фаины Фелициановны, как никакая другая наука, выполняет заказ власти во все времена. Например, Карамзин писал историю по царям. Фаина Фелициановна считала, что это во многом заказное издание того времени. Для неё главная история - это Героическая история, то есть Божественная, художественная литература с Христом, Моисеем, Чеховым, Набоковым…
Это пришло потом.
А тогда тётя Муза объяснила Фаине, чтобы при появлении в комнате посторонних она с сестрёнкой выскользнула из комнаты под любым предлогом и бежала через проходной двор за сараем к тётиной приятельнице, а сюда больше не возвращалась.
В самом начале ноября выпал снег.
Поздним вечером 7 ноября за тётей Музой пришли.
Фаина с сестрёнкой выскочила на улицу, в чём была, и побежала к тётиной приятельнице в тапочках по снегу. У неё девочки прожили больше недели, а потом за ними приехала Вероника Николаевна, племянница бабушки, двоюродная сестра отца Фаины, и увезла с собой в Москву.
В этот день Фаина повзрослела.
Только через четверть века она узнала, что испытали её родители, прежде чем их расстреляли.
Вероника Николаевна заменила им и мать и отца. Она была врачом. Всю свою жизнь она посвятила гинекологии. О Веронике Николаевне рассказывали легенды. Она никогда не отказывала в помощи женщинам, потерявшим надежду родить ребёнка. Многие обретали счастье материнства благодаря ей. Благовоспитанная, добросердечная она внушала одним только своим присутствием надежду.
Связи Вероники Николаевны были безграничны. Но она прибегала к ним только в самых крайних случаях. Именно благодаря помощи жён власть имущих, она сумела оформить удочерение девочек.
Всю свою любовь и нежность отдала она им. Фаина так никогда и не узнала, была ли у неё любовь, почему она не вышла замуж. У них в семье было не принято задавать подобные вопросы. Воспитывала атмосфера в семье - доверие, любовь, нежность, сдержанность.
В доме свободно говорили на французском и английском языках, постоянно читали и обменивались впечатлениями, ходили в театры и, конечно, в консерваторию.
В последующие годы Фаина Фелициановна не упускала возможности побывать на интересных концертах. Как будто сейчас она видит, как оркестранты рассаживаются, настраиваются. Взвизгивает скрипка. Шум в зале на мгновение стихает. На сцене появляется дирижёр. Музыканты встают, приветствуя его. Но тут же проносится какой-то изумлённый ропот, сменяемый шквалом аплодисментов с одобрительными возгласами. На дирижёре вместо традиционного смокинга - красная водолазка и синий бархатный костюм. Это и вызывает бурную реакцию. Стоя лицом к публике, дирижёр взмахивает палочкой, и вспыхивает невероятная музыка, которую эти стены в таком исполнении ещё не слышали: «Американец в Париже» Джорджа Гершвина. Дирижёр в ударе. Он то поворачивается лицом к оркестру, то лихо пританцовывая, как бы привлекает слушателей к участию в этом празднике свободного искусства. Такого озорного концерта ни прежде, ни потом Фаина Фелициановна не видела. А тут ещё жару поддает «Голубая рапсодия». Публика, оркестр, авангардная музыка под экспрессивными взмахами дирижёрской палочки превращаются в единый организм и не желают расставаться. Восхищённый зал неистовствует!
Времена переплетаются, соединяя произвольно старость с детством.
Тогда девочки общались с узким кругом верных друзей, с остальными же держались приветливо и доброжелательно. Всё это было так же обычно, как необходимость дышать.
Девочки учились с удовольствием без всяких видимых усилий, помогали по дому и беззаветно любили приёмную маму, Веронику Николаевну.
Фаина после окончания школы поступила на филологический факультет Московского университета на отделение славянских языков.
Языки давались Фаине легко. Ещё студенткой её привлекали к работе переводчиком с сербохорватского языка, а через четыре года после окончания университета она попала на работу в советское посольство в Белграде.
Там за ней стал настойчиво ухаживать сотрудник посольства Захарченко, который работал в разведке под прикрытием посольства. У него была семья, поэтому ухаживал он украдкой. Фаина же понимала, что с подобными людьми следует быть предельно осторожной, чувствовала себя канатоходцем.
В посольстве постоянно устраивались встречи с учеными, деятелями искусств, отмечались советские праздники, на которые приглашались известные в Югославии люди. Среди них Фаина обратила внимание на загорелого синеглазого статного красавца по имени Горан (горный человек). Молодой человек был уже очень авторитетным физиком, его часто приглашали в Союз, у него были друзья среди наших учёных, в числе которых был Крючков, тоже молодой физик, которой по случайному совпадению жил в соседнем с Фаиной доме в Москве.
Горан не упускал случая поговорить с Фаиной. Их взаимная симпатия быстро переросла в страстную любовь, которую они тщательно скрывали. Оба понимали, что у них нет будущего, но чувства были сильнее рассудка.
Фаина забеременела и сообщила Горану, что оставит ребёнка, вырастит его достойным человеком.
Она отдавала себе отчёт в том, что это грозит ей страшными последствиями, но решила оставить сына. Она почему-то была уверена, что родит именно сына.
Ухаживания же Захарченко были всё настойчивее, она не знала о том, догадывается ли он о её связи с Гораном.
Во время отпуска в Москве Захарченко пришёл к ней в гости, был очень настойчив в выражении своих чувств, и она уступила ему, с тайной мыслью замести следы о своей связи с Гораном.
Захарченко считал, что ребёнок этот его, и обещал Фаине всяческую поддержку.
А она заверила его, что никому и никогда не станет говорить об этом, и не будет беспокоить его, понимая всю сложность гэбешной карьеры Захарченко и его семейного положения.
В Белград, конечно, она не вернулась.
Захарченко позаботился о ней, устроил в Ленинку - в отдел зарубежной библиографии.
В чём у неё была прелесть в работе? Ведь Фаина Фелициановна в годы, когда за самиздат давали срок, имела возможность читать то, что было под запретом. Она жадно проглатывала зарубежную периодику, которая поступала только для служебного пользования. И готовила квалифицированные обзоры для узкого круга специалистов по разным направлениям гуманитарных знаний.
Целыми днями она была занята. Потому что помимо интереснейшей работы, она делала переводы книг и статей с сербохорватского, французского, испанского… Упивалась Набоковым, особенно ей нравился роман «Приглашение на казнь». Это было что-то доселе неведомое по замыслу и гениальному исполнению. Хотя бы вот:
«Цинциннат встал тоже.
- "Узник! В этот торжественный час, когда все взоры направлены на тебя, и судьи твои ликуют, и ты готовишься к тем непроизвольным телодвижениям, которые непосредственно следуют за отсечением головы, я обращаюсь к тебе с напутственным словом. Мне выпало на долю, - и этого я не забуду никогда, - обставить твое житье в темнице всеми теми многочисленными удобствами, которые дозволяет закон. Посему я счастлив буду уделить  всевозможное внимание  всякому  изъявлению  твоей благодарности, но желательно в письменной форме и на одной стороне листа".
- Вот, - сказал директор, складывая очки. - Это все. Я вас больше не удерживаю. Известите, если что понадобится.
Он сел к столу и начал быстро писать, тем показывая, что аудиенция кончена. Цинциннат вышел».
Фаина Фелициановна увидела на блюде вишенки-черешенки. Когда это было?
Ну, кто может пригласить на казнь? Конечно Набоков. Кто так мастерски, играючи жонглирует словами? Он - Владимир Владимирович! «Итак - подбираемся к концу. Правая, еще непочатая часть развернутого романа, которую мы, посреди лакомого чтенья, легонько ощупывали, машинально проверяя, много ли еще (и все радовала пальцы спокойная, верная толщина), вдруг, ни с того ни с сего, оказалась совсем тощей». Предвкушая удовольствие от чтения и наслаждения стилем, Фаина Фелициановна мыла ягодки. Вот они вишенки-черешенки, лежат на блюде, капельки воды на них - то ли слезинки, то ли коровки божии. Лежат они дожидаются, когда же Фаина Фелициановна, преданная читательница, нырнёт в увлекательную игру слов и мыслей, погружаясь в желанную толщину романа, поглощая незаметно сладкие, сочные ягодки. Фаина Фелициановна шевелит губами: «Приглашаю черешенку по фамилии Цинцинат на казнь! Будьте любезны».
У Фаины родился сын.
Фаина с Захарченко никогда в жизни больше не виделись.
Она назвала сына Константином. Сестра её уже давно жила своей семьёй в Ленинграде, а Фаина с Вероникой Николаевной души не чаяли в Косте.
Мальчик рос очень самостоятельным, проявляя мужской характер с первых месяцев.
Через пять лет Фаина прочла в зарубежных газетах о том, что Горан, выдающийся физик из Югославии, находясь на научной конференции в США, попросил политического убежища. В Югославских же о нём писали, как о предателе родины.
Фаина поняла, что они с Гораном никогда не смогут увидеться, но в её сердце по-прежнему жила любовь. Об успехах Горана она узнавала из зарубежной прессы.
Иногда она встречала Крючкова, приятеля Горана, они здоровались. Однажды, в середине семидесятых Крючков подошёл к ней и передал привет от Горана, с которым он встретился в Женеве на симпозиуме.
- Он просил передать, что никогда тебя не забудет, - сказал Крючков.
Эти слова всколыхнули в душе Фаины прежние чувства с новой силой. Никого и никогда она так больше и не полюбила. Удивительным образом она ощущала постоянную поддержку любимого человека.
Часто Фаина Фелициановна ловила себя на мысли, что её прошлая жизнь видится как призрачный сон, причём сон этот трансформируется вместе с ней. Меняются не сами воспоминания, а ракурс, в котором она видит их. Он каждый раз меняется. Обычно Фаина Фелициановна погружалась в мир воспоминаний во время бессонницы. Она приходит к ней всегда неожиданно. Фаина Фелициановна подружилась с ней. Ведь, в сущности, значительная часть жизни уходит у неё на познание себя самой, и, именно, во время бессонницы. Анализ своих поступков, откровенный разговор с собой, - для этого больше всего подходит ночная тишина. Размышления. Что такое её жизнь?! Как легкомысленно и беспечно Фаина Фелициановна обращалась со временем. А теперь, когда жизнь уже за спиной, хочется воскликнуть словами Есенина: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» Что такое есть моя жизнь? Ответ Фаина Фелициановна нашла у Тютчева в стихотворении «Бессонница»:
И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали...
Именно «бледнеет», удаляется и исчезает. Да, жизнь похожа на сон, призрачный сон. Сегодня Фаина Фелициановна поняла, что больше всего времени прошедшей жизни было потрачено на ожидание. Не само счастье, а его ожидание, предвкушение, пожалуй, вызывает самые острые ощущения. «Отчего всё так призрачно в прошлом и таинственно в будущем?» - задавала она себе вопрос, и сама же отвечала, что происходит это оттого, что его, прошлого, как будто бы не было.
Отдельные картины, отдельные фрагменты.
Сын Костя не раз спрашивал её об отце, но Фаина неизменно отвечала, что отец его - выдающийся человек, а больше она ему пока сказать ничего не может.
- Он очень любит тебя, сынок, - неизменно повторяла она, - а пока тебе лучше не знать правды. Всему своё время.
Перестройка вселила в сердца многих жителей страны надежды на цивилизованный путь развития и прекращение противостояния.
Константин блистательно окончил физико-технический институт, и его оставили в аспирантуре.
- Настало время, Костя, тебе узнать всю правду об отце и о нашей семье, - сказала Фаина, как-то за обедом в субботу, - разговор будет долгим, сын.
Далеко за полночь продолжалась их беседа. Константин был потрясён тем, что выпало на долю их семьи. История любви его родителей вызвала у него бурю эмоций.
- Мама, да как же ты всё это пережила? Отец мой известный учёный-физик! Фантастика! А он знает обо мне?
- Да, знает и любит тебя, - сказала Фаина.
Сын долгим взглядом посмотрел на мать.
- Но теперь ведь совсем другие времена, возможно, я смогу встретится с ним? Как ты думаешь? - спросил он.
- Я очень на это надеюсь, - ответила Фаина.
- А в вашей библиотеке есть его статьи, книги?
Мать улыбнулась.
- Конечно, есть, - сказала она.
- Я хочу познакомиться с его работами.
- Я постараюсь принести, Костя, что смогу.
Не прошло и пяти лет, как Горан приехал в Москву в составе делегации видных американских учёных в институт, в котором все эти годы работал Крючков, дослужившийся до должности заместителя директора.
Накануне приезда Горана в Москву, Крючков подкараулил Фаину у подъезда её дома. Она думала, что он пришёл сообщить эту невероятную новость, поэтому очень удивилась, когда Крючков стал, опустив глаза, сбивчиво ей объяснять, какой опасности он подвергался, общаясь с Гораном за границей.
- Я всё понимаю, спасибо вам, - сказала она с благодарностью.
- Фаина, тут есть один маленький нюанс, как тебе сказать, - мялся Крючков.
- Какой ещё нюанс? - недоумевала Фаина.
- Понимаешь, он давал мне валюту для вас. Но не мог же я заниматься передачей валюты. Представляешь, какой опасности я подвергался? Вот возьми, - пробормотал он и сунул ей конверт.
- Что ты! Ничего я не возьму, - воскликнула растерянная Фаина и оттолкнула Крючкова.
- Но ты же не будешь его втягивать в наши дела? - воскликнул Крючков.
Фаине так захотелось дать ему пощечину, но она сдержалась и, брезгливо отодвинувшись от Крючкова, тихо ответила:
- Конечно, нет. Спи спокойно, если можешь.
Она сильно переживала случившееся, но старалась не показывать виду. Она была уверена, что любое счастливое или трагическое событие надо с терпением пережить. Для этого необходимо не только время. Переживать для Фаины Фелициановны - это внутренне проживать событие до тех пор, пока она не размотает весь клубок своих противоречивых чувств. Переживание, как она понимала, - это медленное взросление, рост души, жизненный опыт. Богатый душою человек различает сиюминутные эмоциональные перепады, которые растворятся сами по себе через непродолжительный период, и основательные, вплетающиеся в судьбу.
Фаина Фелициановна пошевелила рукой, нащупала на тумбочке очки и книгу.
На подоконнике, как и прежде, сидел чёрный кот, что-то разглядывая за окном. Пушистый хвост свисал до самой батареи.
Фаина Фелициановна раскрыла томик Тарковского. Глаза побежали по строчкам:

***
Я прощаюсь со всем, чем когда-то я был
И что я презирал, ненавидел, любил.

Начинается новая жизнь для меня,
И прощаюсь я с кожей вчерашнего дня.

Больше я от себя не желаю вестей
И прощаюсь с собою до мозга костей,

И уже, наконец, над собою стою,
Отделяю постылую душу мою,

В пустоте оставляю себя самого,
Равнодушно смотрю на себя - на него.

Здравствуй, здравствуй, моя ледяная броня,
Здравствуй, хлеб без меня и вино без меня,

Сновидения ночи и бабочки дня,
Здравствуй, все без меня и вы все без меня!

Я читаю страницы неписаных книг,
Слышу круглого яблока круглый язык,

Слышу белого облака белую речь,
Но ни слова для вас не умею сберечь,

Потому что сосудом скудельным я был
И не знаю, зачем сам себя я разбил.

Больше сферы подвижной в руке не держу
И ни слова без слова я вам не скажу.

А когда-то во мне находили слова
Люди, рыбы и камни, листва и трава.

Она идет по берегу моря, в страхе оглядывается по сторонам, но вокруг нет ни души, только горы на фоне неба, и дуга моря на горизонте.
Она одна.
Она одинока.
Страх переходит в ужас.
Несмотря на это, она входит в воду, как будто её кто-то гонит.
И в этот момент Фаина видит, как перед ней садится на волну ослепительно белая чайка.
Фаине так хочется её потрогать!
Она тянется к ней тонкими руками, но чайка всё время отплывает дальше.
Фаина уже не доставала дна, пришлось плыть, но чайка её манила все дальше и дальше в море. Тут волна накрыла Фаину, но она, собравшись с силами, вынырнула.
И полетела!

“Наша улица” №180 (11) ноябрь 2014

К МЕЧТЕ

НЕ ПЕРЕГОРЕТЬ

Мечты сопровождают меня на протяжении всей жизни. Они меняются, углубляются и растут вместе со мной. С улыбкой умиления вспоминаю свои наивные и смешные детские мечты. Я до дрожи любила сладкое - шоколад, самые разные конфеты, торты, сахар и ела их в несметных количествах, поэтому родители вынуждены были прятать сладкое от меня, пытаясь ограничить мой непомерный аппетит. Я стала ждать коммунизм, чтобы ходить каждый день в кондитерский магазин и есть шоколада столько, сколько влезет. Я очень любила читать, особенно волшебные сказки, но не любила грустные истории, поэтому всегда придумывала счастливый конец для литературных героев. Друг детства подарил мне во втором классе книгу Рытхэу «Хозяева Охотских гор», и я мечтала оказаться на Севере, увидеть северное сияние и жить в яранге… Когда я повзрослела, мечты мои изменились. Постепенно я поняла, что вся прелесть мечты состоит в самом процессе мечтания о чём-то, в стремлении к осуществлению желаемого. Например, вся прелесть заключается в самой подготовке к празднику, ожидание его, особенно это относится к Новому году. Это такой волнительный, захватывающий период. Придумать подарки, выбрать и купить их, упаковать. А сколько переживаний о том, как и в чём его встречать! А сам праздник, порой, проходит как-то серенько, незаметно. То есть я хочу сказать, что, когда мечта осуществляется, то я уже как бы перегорела. Важно не перегореть. Это просто необходимо в творчестве - не перегореть. Мечта хороша до тех пор, пока к ней стремишься. Может быть, главное в жизни человека - это путь без конца к чему-то очень хорошему, даже к идеалу. 

Маргарита ПРОШИНА

СТРЕМЛЕНИЕ К ОРИГИНАЛЬНОСТИ

ПЛАТЬЕ

Прежде большинство женщин шили одежду себе сами, кто не умел шить - отдавали ткань модистке или обращались в ателье. Каждая стремилась придумать что-то оригинальное, поэтому фурнитура для одежды, принадлежности для шитья и рукоделия пользовались огромным спросом. Всё это можно было приобрести в галантерейных магазинах, которые были очень популярны. Порой одна пуговица, например, витая металлическая, переливающаяся холодным синим, фиолетовым и зелёным цветами могла стать предметом зависти подруг, преобразить платье строгого классического фасона. Выбор ткани, фасона, подбор фурнитуры и, конечно, качество исполнения - всё было непросто. Порой, чтобы исполнит свою мечту, женщина тратила на поиск всего необходимого для создания нового наряда дни, а иногда недели, а то и месяцы, чтобы приступить к созданию платья. Особое внимание уделялось качеству ткани. Естественно, предпочтение отдавалось натуральным тканям. Наконец, всё необходимое куплено, и тут наступает процесс шитья платья или костюма. Обновка непременно должна украсить женщину, преобразить до неузнаваемости. Здесь важно, чтобы вещь подчеркнула все её достоинства, скрыла все недостатки и поразила не только мужчин, но и женщин. Ведь, это мужчины думают, что женщины наряжаются для них, а на самом-то деле мы одеваемся друг для друга. Больше всего ценится у женщин умение носить вещь, подать её. Одна моя знакомая, известная журналистка была приглашена на дипломатический приём. Помимо того, что она была умница-красавица, она ещё великолепно шила только для себя. Из любой ткани она могла создать потрясающий наряд. И вот на этот приём она сшила себе маленькое чёрное платье из нашей шерстяной ткани по десять рублей за один метр. На этом приёме присутствовали в качестве почётных гостей известные американские актёры. Моя знакомая в платье за тридцать рублей в начале восьмидесятых годов имела сногсшибательный успех именно от актёров из Америки, которые сочли платье за штучный экземпляр от Пьера Кардена, восхищались не только ей, но и её платьем. Что ещё раз убедило меня в том, что цена не имеет значения, главное - исполнение. 

Маргарита ПРОШИНА

МГНОВЕНИЯ ДОЖДЯ

ДОЖДЛИВЫЕ ПЕРЕУЛКИ

Дождь идет один, два, три… часа. Он не прекращается день, ночь, идёт то затихая, то усиливаясь. О таком дожде обычно говорят, что он зарядил или припустил. Мокрый асфальт, лужи преображают отражённые в них дома, они выглядит слегка размытыми, нечёткими. Старые дома предстают пред моим взором иначе, чем их отражения в окнах или в зеркале в ясную погоду. Дождь, рисуя импрессионистические картины, не повторяется никогда. Остановить мгновения дождя можно, но это только мгновение. Миг и картина меняется. Нет и не может быть одинакового ветра, дождя, освещения. Вот почему я так люблю бродить по переулочкам старой Москвы. Здесь теперь офисы и бутики. А век назад в этих домах жили люди, исчезнувшие навсегда под грустную музыку дождя, струи которого своим движением создают иллюзию непрерывного повторения. То было, и это было, то будет и это будет… Да, в дождь камни оживают, они умываются, покачиваются, переговариваются, но шум дождя не даёт возможности услышать то, о чём они говорят. А я хожу, прислушиваюсь и не теряю надежды проникнуть в их тайны. 

Маргарита ПРОШИНА

НЕБО ЛЕЖИТ НА КРЫШАХ

ПОЛУМРАК

Я имею в виду состояние загадочности, которой наполняется, казалось бы, привычная атмосфера в сумерках. Квартира погружается в полумрак ещё и в пасмурные или туманные дни. Бывают такие дни, когда как бы не рассветает. Обычно люди в подобных случаях врубают весь свет, и состояния поэтического блаженства не испытывают. Я же таю в приглушённом свете настольной лампы. Мой кабинет расширяется до огромного сценического пространства. По углам таятся загадочные тени. Я выхожу к рампе. Да свет настольной лампы подобен свету рампы. И я начинаю свой монолог. Партер уж полн. Сияют ложи. Зрители внимают каждому моему слову: «Вкрадчивое начало. Вот - настороженный голос птицы, перед глазами возникает лесное озеро необычайной красоты. В нём бегут облака и ускользают, прячутся в цветах и травах, которые обрамляют озеро и отражаются в нём. Вода в озере настолько прозрачна, что видно до самого дна, где переливаются на солнышке камешки всех цветов и оттенков. Лучи высвечивают играющих рыб. На воду можно смотреть бесконечно, как на костёр или на звёзды на ночном безоблачном небе…» Эффектно завершаю чтение. Пауза. Тишина. Небо лежит на крышах домов под тяжестью туч.

Маргарита ПРОШИНА

ЯБЛОКИ

ИЗ ЯБЛОК

Как бы случайно я задумала приготовить совсем незатейливое блюдо. Помыла пять яблок: первое наливное, прозрачное почти белое, с лёгкой желтинкой с тонким сладковатым запахом, второе - красное с ярким солнечным пятнышком у плодоножки, третье - зелёное идеальной формы, от которого пахнет садом и свежестью утра, четвёртое - розовое с изящными полосками фисташкового цвета, а пятое яблочко состоит как бы из двух половинок - один бок у него красный, а другой - зеленовато-жёлтый. Разложила я такие разные яблоки, залюбовалась ими, невольно вспомнила строчку из стихотворения «Я буду метаться по табору улицы тёмной…» Осипа Манделштама: «…И то, что я знаю о яблочной розовой коже...», - и подумала о том, сколько легенд, притч, сказок связано с этим удивительным плодом - яблоком. Прежде всего, яблоня считается покровительницей женщин. Она помогает им в самых запутанных ситуациях и спорах. Яблоко раздора привело к началу Троянской войны, а нарушение запрета пробовать плод с Древа Познания привело к изгнанию из рая Адама и Евы, молодильные яблоки творили чудеса в славянских сказках. Невиданный урожай яблок в этом году невольно вызвал из закромов моей памяти рецепты их приготовления. Яблок так много, что, опасаясь, что они испортятся, я остановилась на самом простом - решила нарезать их дольками, удалив зерна, затем растопить немного сахара в горячей воде до цвета янтарного сиропа, утопить в нём дольки яблок, и после того как они закипят, потомить их на маленьком огне минут пять. Остудить, выложить в вазу, подать мёд, заварить чай, и по чаёвничать, обдумывая очередной рассказ. Приготовила я яблочный десерт и отправилась на Остров Яблок в кельтский рай. 

Маргарита ПРОШИНА

ЧУДЕСНЫЙ КРАТКИЙ МИГ

НАД ЗАЛИВОМ

Я с задумчивой улыбкой неспешно шла по красивой новой дорожке с синим эластичным покрытием по берегу широкого залива Москвы-реки, и мне казалось, что эта дорожка никогда не закончится. Солнце как-то особенно мягко и по-детски нежно касалось моего лица, тихий шёпот листвы ласкал слух мой, в абсолютно синей реке отражалась бездна невыносимо синего неба, по которому как бы нехотя передвигались какие-то нереальные, будто нарисованные на заднике сцены лёгкие пушистые облака. Я с наслаждением беззаботного существа прикрыла веки и на минуту остановилась. Мне так остро захотелось, чтобы всё это замерло вместе со мной и длилось, длилось, как будто я нахожусь в необыкновенном театре, и только что поднялся роскошный занавес, представив мне синее небо с синей рекой. Мне ещё только предстоит посмотреть спектакль, но в театре я знаю, сколь долго бы ни длилось действие - оно непременно по законам драматургии закончится. И эта прогулка по аналогии с театром будет иметь конец. Тут город кончился. А там, за мостом, виднелся огромный белый теплоход. Этот чудесный миг так краток. Какое счастье, что я могу изобразить эту картины, остановить время, остановить в движении навсегда в этом своём этюде. Сколько таких мгновений, часов, дней я подхватывала и перекладывала в буквы! Залив, солнце, небо, чайки над теплоходом, шелест кленовых золотых листьев - это ведь театр моей жизни, декорации к моему спектаклю. Я каждой клеточкой почувствовала краткость и хрупкость красоты. 

Маргарита ПРОШИНА

РАЗНОЦВЕТНЫЕ БУСИНКИ ЛЕСКОВА

ПЛЮМСА ПРИ ЧЕРТОГОНЕ

Цыган он называет эфиопами. Напиться до положения риз и перебить все зеркала и люстры в кабаке. Вот это - по-русски. Гулять широко, раздольно, строго и весело - богатый, уважаемый купец московский иначе никак не может. Положение обязывает, да и причина тому есть важная - «совсем жисти нет». А чтобы без скандала, драки и смертоубийства обошлось, так для этого позвать Рябыку-великана. Не дай бог, драка назревает, Рябыке достаточно только встать перед подгулявшим, как тот сразу отлетает в сторону. О гулянье Лесков говорит просто: «пошла писать столица»! Душа горит, звенят стаканы, цыганщина. Гуляет известный на всю Москву купец с такой «плюмсой», от которой и уже позеленевший мёртвый пустится в пляс. Каждый гость обязан уважение показать, а коль опоздал, то должен любую прихоть хозяина гулянки ублажить. Будь ты хоть известным миллионером-откупщиком - всё одно, никакими деньгами не откупишься, им тут счёта нет. А хочешь прощение заслужить, а вот хоть «на литавре бей». На рассвете гулянье столь же внезапно стихло, как и началось. Красочно и «вкусно» преподносится обряд, который можно видеть только в Москве, и при особых обстоятельствах, мало кому выпадет случай стать свидетелем чертогона. Купечество грешит и кается с размахом. Николай Лесков, зная, как наш народец любит мять, коверкать слова, доводя их до потери смысла, смело вплетает народную лексику в свою прозу как разноцветные бусинки, как, к примеру, вплёл словечко «плюмса», которое я привела выше и которое придает тексту экзотическую загадочность, хотя оно лишь всего-навсего по-нашему означает гримасу. Благодаря этому новоязу проза горит огнём, переливаясь отблесками на кающихся лицах:
«Смотри прямо через огонек, где его ножки.
- Вижу.
- Смотрите, какое борение!
Всматриваюсь и действительно замечаю какое-то движение: дядя благоговейно лежит в молитвенном положении, а в ногах у него словно два кота дерутся - то один, то другой друг друга борют, и так частенько, так и прыгают.
- Матушка, - говорю, - откуда же эти коты?
- Это, - отвечает, - вам только показываются коты, а это не коты, а искушение: видите, он духом к небу горит, а ножками-то еще к аду перебирает».
Усердно каясь в безудержном падении своём, несчастный грешник, пройдя через мучительный обряд чертогона, снова юн и подтянут, как будто ничего и не было, в глазах будничная сосредоточенность на важных купеческих делах, а сердце безмерно счастливо, что прошел чертогон живым, ведь некоторые, слабые здоровьем и духом, не возвращаются оттуда, и восстаёт к жизни, принимаясь за дела созидательные. Кто не падал - тот не поднимался.

Маргарита ПРОШИНА