ПЛЮМСА ПРИ ЧЕРТОГОНЕ
Цыган
он называет эфиопами. Напиться до положения риз и перебить все
зеркала и люстры в кабаке. Вот это - по-русски. Гулять широко,
раздольно, строго и весело - богатый, уважаемый купец московский иначе
никак не может. Положение обязывает, да и причина тому есть важная -
«совсем жисти нет». А чтобы без скандала, драки и смертоубийства
обошлось, так для этого позвать Рябыку-великана. Не дай бог, драка
назревает, Рябыке достаточно только встать перед подгулявшим, как тот
сразу отлетает в сторону. О гулянье Лесков говорит просто: «пошла
писать столица»! Душа горит, звенят стаканы, цыганщина. Гуляет
известный на всю Москву купец с такой «плюмсой», от которой и уже
позеленевший мёртвый пустится в пляс. Каждый гость обязан уважение
показать, а коль опоздал, то должен любую прихоть хозяина гулянки
ублажить. Будь ты хоть известным миллионером-откупщиком - всё одно,
никакими деньгами не откупишься, им тут счёта нет. А хочешь прощение
заслужить, а вот хоть «на литавре бей». На рассвете гулянье столь
же внезапно стихло, как и началось. Красочно и «вкусно»
преподносится обряд, который можно видеть только в Москве, и при
особых обстоятельствах, мало кому выпадет случай стать свидетелем
чертогона. Купечество грешит и кается с размахом. Николай Лесков,
зная, как наш народец любит мять, коверкать слова, доводя их до
потери смысла, смело вплетает народную лексику в свою прозу как
разноцветные бусинки, как, к примеру, вплёл словечко «плюмса»,
которое я привела выше и которое придает тексту экзотическую
загадочность, хотя оно лишь всего-навсего по-нашему означает гримасу.
Благодаря этому новоязу проза горит огнём, переливаясь отблесками на
кающихся лицах:
«Смотри прямо через огонек, где его ножки.
- Вижу.
- Смотрите, какое борение!
Всматриваюсь и действительно замечаю какое-то движение: дядя благоговейно лежит в молитвенном положении, а в ногах у него словно два кота дерутся - то один, то другой друг друга борют, и так частенько, так и прыгают.
- Матушка, - говорю, - откуда же эти коты?
- Это, - отвечает, - вам только показываются коты, а это не коты, а искушение: видите, он духом к небу горит, а ножками-то еще к аду перебирает».
Усердно каясь в безудержном падении своём, несчастный грешник, пройдя через мучительный обряд чертогона, снова юн и подтянут, как будто ничего и не было, в глазах будничная сосредоточенность на важных купеческих делах, а сердце безмерно счастливо, что прошел чертогон живым, ведь некоторые, слабые здоровьем и духом, не возвращаются оттуда, и восстаёт к жизни, принимаясь за дела созидательные. Кто не падал - тот не поднимался.
«Смотри прямо через огонек, где его ножки.
- Вижу.
- Смотрите, какое борение!
Всматриваюсь и действительно замечаю какое-то движение: дядя благоговейно лежит в молитвенном положении, а в ногах у него словно два кота дерутся - то один, то другой друг друга борют, и так частенько, так и прыгают.
- Матушка, - говорю, - откуда же эти коты?
- Это, - отвечает, - вам только показываются коты, а это не коты, а искушение: видите, он духом к небу горит, а ножками-то еще к аду перебирает».
Усердно каясь в безудержном падении своём, несчастный грешник, пройдя через мучительный обряд чертогона, снова юн и подтянут, как будто ничего и не было, в глазах будничная сосредоточенность на важных купеческих делах, а сердце безмерно счастливо, что прошел чертогон живым, ведь некоторые, слабые здоровьем и духом, не возвращаются оттуда, и восстаёт к жизни, принимаясь за дела созидательные. Кто не падал - тот не поднимался.
Маргарита ПРОШИНА
