В ХАМОВНИКАХ
Уголок
безвозвратно ушедшего мира живёт вне времени, сохраняя аромат
прошлого, запечатлённого в текстах. Это я говорю к тому, что зашла
сегодня ко Льву Николаевичу, в оазис тишины и покоя в центре жаркой
июльской Москвы. Усадьба в Хамовниках сохранила атмосферу конца XIX
века. Самое главное место в доме для меня - кабинет писателя. Ничего
лишнего, только удобный письменный стол, несколько кресел,
стол-пюпитр. Жаль нет компьютера. Впрочем, Толстой не умел печатать на
машинке. Всё это делали за него другие люди. А он тачал сапоги. Как
это странно. Да он и в творчестве своём странен. В смысле
прямолинейности. Это даже жена его замечала. Письменный стол с зеленым
сукном, с балюстрадкой из ряда миниатюрных фигурных столбиков по
периметру. На столе все самое необходимое для творчества: ручки,
чернильный прибор, бумага, бронзовые подсвечники. Хозяина дома не
было, но я совершенно чётко представила его сидящим за столом при
зажжённой свече. Хотя он писал по утрам, примерно, с 9 до 15 часов.
Лев Николаевич писал в дневник нелицеприятные мысли о своей жене, не
обращая внимания на посторонние звуки. Я на цыпочках спустилась по
узкой лестнице мимо чучела медведя, и вышла в парк. Пение птиц,
благодатная тень, прохлада и покой. Все здесь располагает к
размышлению, чтению, творчеству. Усадьба отгорожена от внешнего мира
дощатым забором и существует как бы отдельно от вечно стучащей,
пилящей, копающей, бетонирующей, впихивающей в переулки коробки офисов
и банков постмодернистской Москвы.
Маргарита ПРОШИНА
