ГРАФИН

Сегодня, убирая на место посуду после встречи Нового года, я переставила на полке графин. Пузатый, розовый графин из стекла с выдавленным растительным орнаментом, узким, высоким, гладким горлышком, и стеклянной пробкой в виде «пики». Этот графин старше меня, поэтому он мне особенно дорог. Их было когда-то два. Мама всегда наливала в них домашние компоты и ставила на детский праздничный стол. Второй графин разбили мы, дети, в мой день рождения. Вспомнила лица всех своих друзей на том дне рождения, на котором мы разбили второй графин. Ребята из двора нашего. Веселые, озорные лица возникают передо мной! У нас было заведено ходить друг к другу в гости на дни рождения. Родители придумывали игры и развлечения для нас. Мы же больше всего любили играть в фанты, веселиться без взрослых и даже дурачились порой. Графин отчётливо напомнил мне вкус маминого абрикосового и вишневого компота. Я вспомнила и чудесный аромат маминых пирогов. Ничего вкуснее я в жизни больше не пробовала. 

Маргарита ПРОШИНА

ВОЗДУХ СЛОВА

Любопытство привело меня к желанию самовыражения. Но не только. Я стала размышлять над этим. Зачем люди пишут? Потом как-то незаметно до меня дошло - они сохранили для нас свою душу, своё искусство. Значит, и моя душа не умрет. Я стала переносить свои мысли на бумагу. Желание узнать, как появилась музыка, с чего начинается художественная литература, как художник создаёт свой отличный от внешнего мир, - жажда узнать и понять истоки творчества, собственно постоянно мучила меня. Так я открывала для себя многообразный, яркий, неисчерпаемый мир искусства. Всё и сразу узнать и понять хотелось мне с детства. Постепенно, у меня появились предпочтения в музыке, литературе и живописи. Это конец XIX начало XX веков. Импрессионисты поразили моё воображение сочностью и буйством красок, оригинальностью, раскрепощённостью. Мане, Дега, Ренуар, Сезанн… - их картины заворожили меня. Природу я стала видеть иначе, через их воздушные, размытые, поэтические полотна. В то же время я влюбилась в стихи Бодлера, Верлена… Их образы созвучны краскам импрессионистов так же как музыка Дебюсси. 

Маргарита ПРОШИНА

МЕТЕЛЬ

День был пасмурный, но светлый. Это была первая метель. Осень прощается с нами, а зима напоминает: «Ух, скоро приду. Ух, замету снегом». Я запрокинула голову, и стала смотреть на небо. Если смотреть на снежинки снизу вверх, то небо совсем другим кажется, как будто перину кто-то распустил. Воспоминания нахлынули на меня. Детство. Первый снег. Жадно ловлю снежинки ртом. Весело. Но вкус у снега совсем другой, или я уже другая? Снежинки такие разные: мелкие как крупа, летят быстро и молча; весёлые средние не падают, а порхают; крупные кружатся, вальсируя и как бы напевая. До чего же интересно наблюдать за ними. Они летят вниз, затем сквозной ветер затягивает их в водоворот, уносит вверх и там над крышами домов, они разбегаются на все стороны света. Метель.

Маргарита ПРОШИНА

СОБИРАТЕЛЬСТВО

Частные коллекционеры сами определяют для себя смысл и цель своей коллекции. Мне же выпало счастье на протяжении многих лет собирать коллекцию психолого-педагогической литературы для отраслевой научной библиотеки. В отделе комплектования, в который я попала волею судьбы, мне открыли увлекательное направление библиотечной работы - собирательство. Это просто сродни работе детектива. Называется ретроспективное комплектование. Задача состояла в собирании национальной памяти, запечатленной в текстах, по истории образования. До чего же это увлекательно! Нужно было определить критерии, источники и путь поиска. Мы работали с библиографическими источниками, «Энциклопедическим словарём Брокгауза и Ефрона», «Энциклопедическим словарем Гранат» и другими источниками. Разыскивали и заказывали книги в букинистических магазинах Москвы. Это было «время собирать камни», когда библиотеки не только Москвы, но и всей страны, помогали друг другу, отвечали на конкретные запросы и щедро делились дублетными экземплярами. История образования так же, как история страны, понесла огромные потери в советский период, время спецхранов. Не всегда книги изымали из фондов в спецхран, часто они подлежали полному уничтожению. Спасало подвижничество, во все времена находились люди, которые ценой своей жизни спасали книги, прятали их и сберегли.

Маргарита ПРОШИНА

ВЕТЕР

Погоду делает ветер. Всё в его руках. Дует в лицо колючий, сильный, сердитый. Прохожие идут, согнувшись вперёд и немного боком, иначе порывы ветра сшибают с ног. Ветер не просто дует. Он ещё завывает грозно. Страшно. Наши друзья собаки поглядывают на хозяев заискивающими взглядами, как бы намекая: «Пошли домой?!» Воробьи проносятся стаей и поднимаются, чтобы спрятаться под крышами домов. Голубей и вовсе не видно. Спрятались. Знают тёплые места. Молодые люди несутся налегке в джинсах и коротеньких курточках, совсем «без царя в голове», не хотят понимать, как это опасно. Мороз не шутит! Побегают, замерзая по собственной глупости, лечиться придётся всю жизнь. Да, тяжело идти навстречу порывистому холодному ветру. Совсем другое дело, когда он дует в спину. Можно испытать лёгкое ощущение полёта.

Маргарита ПРОШИНА

ОБЕД АКУЛАМ

 Читаю рассказ «Гусев». Простые истории больных, обречённых на медленную смерть в судовом лазарете, рассказаны будничным языком, как бы без эмоций. Но Чехов достигает такой силы изображения, что горло перехватывает. Описание бреда героя рассказа Гусева, его переживания о судьбе родителей проникают в самое сердце и вызывают невероятную боль. Вот человек весь в мыслях о будущей жизни только что был, и вот он покинул сей свет. Остался только зашитый мешок с телом, который бросают в море. Акулы, крутящиеся вокруг судна, тут же безжалостно съедят его тело. Всё. Был человек. Нет человека. Зачем он приходил в эту жизнь? Глубина, образность и пронзительность этого рассказа Антона Чехова поразила меня с новой силой. 

Маргарита ПРОШИНА

ВИД ИЗ ОКНА

Вид из окна зависит только от моего внутреннего состояния. Я могу видеть всё, что захочу. Вот сегодня, например, за окном по заснеженному полю, в сумерках, рыжая лошадь с чёрной роскошной гривой резво бежит в упряжке. В санях устроился Антон Чехов, ноги его прикрыты овчинным тулупом. Он едет на вызов в деревню. На облучке сидит мужик, в серых больших валенках и лохматой шапке, надвинутой так низко на брови, что видно только светлую бороду с капельками воды вокруг губ. Это он прибыл в мелеховский дом за доктором. День незаметно светлеет, робкое зимнее солнце пытается выглянуть из-за облаков. Лошадь хорошо знает дорогу домой. Мужик ослабил поводья и, обернувшись к доктору, мирно беседует с ним... Окно обладает магической силой. Манит. Утро для меня начинается с того, что я подхожу к окну и несколько минут стою в молчании. Просто смотрю. Каждое утро. Меняются времена года, годы проносятся мимо.

Маргарита ПРОШИНА

МОИ ПЕТЕРБУРГСКИЕ ЗИМЫ

Холодной зимой я иду по Петербургу. Солнце слепит глаза. Ветер пронизывает насквозь, но я почти не чувствую этого. Тело сковано не от мороза, а от страха. Страх въелся глубоко в каждую клеточку тела. Он притупил даже чувство голода и холода. Но человек ко всему привыкает, вот и я научилась с ним жить. Ежедневно, встречая знакомых, мы уже не говорим о голоде, а стараясь сохранить память о прежней жизни, пытаемся поддержать друг друга разговорами о театральных представлениях. Но разговор невольно переходит к новостям, которые сводятся к сообщениям об арестах и расстрелах. Страх, голод, холод и слабость настолько притупили наши чувства, что мы безучастно сообщаем и выслушиваем страшные известия об очередных жертвах режима. И мы делимся впечатлениями о балетных постановках, о том, что Карсавиной далеко до Спесивцевой, которая как всегда была восхитительна. Возвращаясь домой, мы узнаём об обысках у соседей и терпеливо ждём, когда нам разрешат войти в свой дом. В глубине души теплится надежда на то, что нас чаша сия минует.

Маргарита ПРОШИНА

ОКНА

Я придумываю свою историю жизни людей, которая происходит за тем или иным окном.  Если  рассматривать слово «окно» просто как многозначное слово, то можно нафантазировать, наверное, рассказ или даже повесть. Антон Чехов написал бы глубокий и содержательный, гениальный рассказ. Я всегда волнуюсь, разглядывая окна, в которых горит свет, особенно захватывают занавешенные окна. Есть окна, освещенные удивительно мягким, ласкающим светом, есть романтичные окна в цветах, а бывают окно такие странные, всё есть, а от них веет холодом.  Вот тут можно придумывать истории, которые случаются там, за неведомым окном. Важно как выглядит само окно: типовое, обычное, эркер, фонарь, а вдруг это дом с мезонином! Разные истории, иногда печальные, иногда истории ожидания чуда, но всегда даю шанс своим придуманным героям изменить свою жизнь к лучшему. Моя игра с окнами так увлекла меня, что захотелось свои выдуманные истории записать.

Маргарита ПРОШИНА

ЛУЧШЕЕ ЧТЕНИЕ

Не могу я жить без «Орфографического словаря русского языка», изданного издательством «Советская энциклопедия» в 1971 году, нежно поглаживая его, поняла я вдруг. Такой родной, он всегда со мной, и я, порой, люблю его просто читать, и всегда нахожу что-то интересное. Например, раздел с приставкой «про»: «пробубнённый», «пролетаризироваться»... Приставка «при»: «пристраститься», «приторцовываться»... Приставка «на»: «насупротив», «настирываться»… Словарь как бы консервирует нормы языка в определённом времени, но язык, как и человек -  живое существо, и требует постоянного развития. Но охранители языка всегда стоят на страже словарей, не пускают туда новые слова. Хотя, если посмотреть на историю языка, то мы видим, что он постоянно развивается и обогащается, и словари не успевают за живым языком. На наших глазах в русский язык вошло огромное количество иностранных слов… В своё время Николай Карамзин ввёл в русский язык букву «ё». А что такое буква «ё»? Это йотированная буква «о», например, слово «ёлка» правильно писать как «йолка». Или всюду в иноязычные слова суют букву «е», а буква «е» это не что иное,  как йотированная «э», например, «йэль». Вот так и изменяется всё в буквах и словах. Столько лет мой верный друг доставляет мне радость, а я ни разу его не поблагодарила.

Маргарита ПРОШИНА

ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ

Дачный посёлок недалеко от Москвы. Девяностые годы. Серое декабрьское утро. Иду по пустынной, заснеженной улице. Деревья покрыты инеем. День будничный, на дорожке с трудом можно разглядеть редкие следы прохожих, припорошенные снегом. Первые дачи появились здесь в середине тридцатых годов. Участки огромные по полгектара леса. Дачи, в основном, выглядят очень ухоженными и современными. С волнением я жду встречи с прошлым. Меня пригласили посмотреть книги, чудом сохранившиеся здесь с тридцатых годов. Дом, в котором ждали меня, выглядел, как декорация к фильму тридцатых годов. Большая бревенчатая двухэтажная изба в центре участка. Огромная открытая терраса занесена снегом. По многочисленным птичьим следам видно, что они и есть настоящие хозяева террасы. Вокруг сосны и ели, верхушки которых теряются в низком декабрьском небе. Из трубы идёт дым. Слева небольшое застеклённое крылечко, ступеньки тщательно подметены. Дверь открывает хрупкая, невысокая дама, и приветливо приглашает меня в дом. Время не коснулось этого дома. Ощущение такое, как будто я переместилась на машине времени в довоенные годы. За чашкой чая, под убаюкивающее потрескивание дров в печи, я слушаю рассказ о трагедии семьи, которая случилась в тридцать восьмом году.

Маргарита ПРОШИНА

ТАЙНЫ НИНЫ КРАСНОВОЙ

Сегодня меня пленило стихотворение «Тайна». Да, любовь - это дар, если она пришла к тебе, то её нужно бережно выращивать и хранить. Есть особая сладость в любви, о которой никто, кроме влюблённых, не знает и не догадывается, и Нина Краснова поразительно точно говорит о необходимости дорожить ею и беречь, чтобы никто «не смог бы отношенья наши сглазить». Вот её стихотворение об этом:

Я тобой в лучах любви твоей оттаяна,
В светлой ауре любви твоей омыта.
Наши отношенья - это тайна,
О которой всё и знаем только мы-то.
Нашу тайну людям мы с тобой не выдадим,
Мы её за девятью замками спрячем,
С ней на площадь Красную не выйдем
В день парада, с транспарантами и с прочим.
Мы её не будем миру демонстрировать
И не будем на трибуну с ней «залазить»,
Чтоб не стал какой-то демон нас третировать
И не смог бы отношенья наши сглазить.

Создать свой поэтический мир любви, свой стиль, передать тончайшие оттенки переживаний женской души, сохраняя тайну любви, дано только истинному таланту. Читаю сборник стихотворений Нины Красновой «Избранное», открываю всё новые подводные течения её творчества, и меня не покидает мысль о том, что её поэзию, простую, даже народную, на первый взгляд, отличает поразительная глубина чувств. Нину Краснову нужно читать, читать в разных состояниях души, и тогда читатель может приблизиться к сути её творчества.


Маргарита ПРОШИНА

МОЛОДОЙ КОВАЛЬДЖИ

С наслаждением читаю новую книгу поэта Кирилла Ковальджи «Моя мозаика, или По следам кентавра». Это не стихи. Это книга прозы о жизни, о людях, о творчестве. Немного напоминает Илью Эренбурга. Но написана она, как захватывающая поэма. В ней много поучительного. Вот, например, о религиозности Льва Толстого: «Внецерковная вера Толстого была бы плодотворна и полезна всему миру, не будь она столь рациональна, логична и... материалистична. В его трактовке Христос - просто гениальный человек (наподобие самого Льва Николаевича), давший миру светлое нравственное учение. Толстой, к сожалению, апеллирует исключительно к разуму человека, парадоксальным образом забывая свой собственный творческий завет: обращение к чувству. Бог ведь не только учение, но и тайна»… Так размышляет Кирилл Ковальджи. А вот, я вижу в проходе большого зала ЦДЛ, он идёт молодой, невысокий. Поднимается на сцену, подходит к трибуне. От него ожидают доклад, поскольку идет отчетное совещание московских писателей, но Ковальджи речей не говорит. Он читает стихи. О том, что после прожитой жизни он мал и велик, и раскинут во весь небосклон своею судьбою. Для меня источником мысли, питающим душу, прежде всего, являются его книги, написанные сердцем и ясным умом. Ему 83 года. Но он моложе многих молодых. Чем внимательнее я вглядываюсь в личность Ковальджи, тем больше восхищаюсь его энергией, щедростью таланта и кипучей деятельностью. Его поэтический мир, эмоциональный, наполненный лирическими образами, не отпускает меня.

Маргарита ПРОШИНА

ДОБРОТА

Она испуганно вскочила, оделась наспех, привычным жестом машинально накрасила глаза. Прошлась помадой по губам, и выскочила на лестничную площадку. Лифт был занят, и она, махнув раздражённо рукой, понеслась вниз по ступенькам. Выскочив из подъезда, она зажмурилась, на глазах выступили слёзы от холодного ветра и ослепительного белого холодного солнца,- «Зачем накрасила глаза?» - подумала она, слизнув слёзы языком. Она убегала от себя, от приснившегося ей кошмара. На улице не было даже птиц, только крупный белый с чёрным боком кот, трусцой перешёл дорогу и скрылся под старой, грязной машиной. Проводив взглядом кота, она решительно повернулась и стремительно пошла по улице навстречу солнцу. Пожилую даму в беличьей шубке она заметила не сразу. Облик у дамы был не обычен - поверх меховой шляпы был надет белый платок паутинка. Дама приближалась, глаза её светились добротой, на лице была мягкая полуулыбка, от неё шло тепло. Страхи, сомнения мгновенно улеглись, и она уже прогулочным шагом пошла по пустынной улице, наслаждаясь тишиной и покоем.

Маргарита ПРОШИНА

АРМЯНСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Армянское кладбище находится прямо напротив  Ваганьковского. Красный кирпичный забор. Ворота. Со всех сторон убивают воображение своей гигантоманией чёрные мраморные и гранитные глыбы, с высеченными на них лицами людей, но их нет уже, и лиц этих нет. Смерть присутствует в душе каждого с рождения, но дело совсем не в надгробии. Мраморные глыбы подавляют и как будто окружают тебя. Я прошла мимо Армянской православной  церкви, уютной, из бордового кирпича, приземистой, напоминающей древние молельные дома, даже  синагоги. На руках у молодой матери был новорожденный, совсем маленький ребёнок, проходило таинство крещения.  Луч солнца высветил золотистые листья  клёна. Я шла к самой великой могиле этого кладбища, могиле Андрея Платонова.  Огромного, старого дерева, по которому я узнавала могилу, не было, его спилили. Она открылась передо мной как-то иначе, поразила скромностью надгробия. Вот могила гения - Андрея Платонова, его величие в словах и текстах, которые он написал. Слава его будет расти год от года и век от века.

Маргарита ПРОШИНА

ФУНДАМЕНТ ГОСУДАРСТВА

Мне пришлось по производственным делам общаться с чиновниками. Какое непреодолимое препятствие - эти чиновники. У меня такое впечатление, что их выводят где-то по специальной технологии. Век бы с ними не общаться. Но они тебя всё равно достанут. Количество различных департаментов растёт с каждым днём, как трава на асфальте. Смотришь на сайте, какие документы нужно иметь в ту или иную контору, приходишь, а не тут- то было. Узнаёшь, что в этом, конкретном отделении начальник требует дополнительно ещё какую-то справку или документ, или не одну копию документа, а две и т.д. Герои Николая Гоголя (например, «Записки сумасшедшего»), Федора Достоевского («Преступление и наказание»), и Михаил Булгакова («Собачье сердце») просто слабое подобие наших чиновников. Каждый, кто попал на государственною службу, считает своим долгом придумать какую-нибудь справку, которая якобы необходима кому-то. Как только стали придавливать бизнес, обкладывая со всех сторон данью, так все из бизнеса переместились на безопасную и прибыльную госслужбу. Самое остроумное при этом - борьба с бюрократией сегодня. Я уверена, что это поможет увеличить чиновников и их конторы в разы! Я пытаюсь свести до минимума общение с чиновниками и, как можно скорее погрузиться в мир настоящий, мир художественной литературы, мир музыки. Но чиновники в современной России - это ядро, оплот вертикали власти, фундамент государства. Сократив чиновников, мы убьем Российскую Федерацию.

Маргарита ПРОШИНА

ДУША КЛЮЧЕЙ

Просматриваю 10-й номер «Нашей улицы». Наталкиваюсь на рассказ неизвестного автора «Ключи». Читаю аннотацию. Узнаю, что это первая публикация Эмиля Крупеникова, католического священника из Риги. Одно это интригует. Священник и пишет художественную прозу?! Внимательно погружаюсь в рассказ. Меня поразила зрелость и классическая структура текста. Ничего лишнего, но как много и глубоко сказано. Вот, например, одно из рассуждений автора:
«…вся наша жизнь - на ладони. И мы бросаем её на стол, и она покорно звякает, и замолкает. До следующего раза. Покуда мы не соберёмся продолжить жить. А исчезни связка - мы и не сможем продолжать, не сможем двинуться с места. Потому, что эта связка мы и есть - мы, принявшие вид металлических полосок с разнообразными зубчиками и отверстием для кольца. С отверстием, посредством которого жизнь нанизывает нас на своё кольцо, определяя состав связки, и нам уж - никуда ни спрыгнуть, ни соскользнуть».
С ключами каждый из нас знаком с детства. Что здесь интересного? А вот Эмиль Крупеников детально, даже скрупулезно показывает важность и значимость ключей в жизни каждого. Ключи и являются героями его рассказа. Это как Антон Чехов мог из простой пепельницы сделать целый рассказ. Стало быть, предметом исследования зоркого писателя может быть любая второстепенная вещь, любой жизненный случай. В художественной литературе важно не «что» сказать, а «как». Именно на этом «как» проявляется мастерство писателя. И здесь, через ключи, нас покоряет гармоничная, мастерски показанная жизнь разных людей. В рассказе есть всё - глубокий психологический анализ, цель и смысл жизни, внутренний мир.

Маргарита ПРОШИНА

Мне говорят, что нужно уезжать

НЕ СТАНУ ВОЗРАЖАТЬ

Люди, как мокрые листья, налипают на стекло моей души. Неужели всё кончено? И нет спасения в родных осинах?! Вот Бродский об этом:

Всё кончено. Не стану возражать.
Ладони бы пожать - и до свиданья.
Я выздоровел. Нужно уезжать.
Да-да. Благодарю за расставанье.

Но далее – разгульно, как в блатной песне Александра Новикова «Вези меня, извозчик, по шумной мостовой…» Но это только временное совпадение. Бродский едет подальше от «цезарей к морю», от фольклора к высокой поэзии, от быта к метафизике.

Вези меня по родине, такси.
Как будто бы я адрес забываю.
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.

А зачем мы возражаем? Неужели нельзя сказать «да»?! Я подумала об этом, перечитывая стихотворение Иосифа Бродского «Мне говорят, что нужно уезжать...»

Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.

И от Цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

Выпало бы счастье общаться только с теми, кто тебе интересен, и немилосердно отсекать тех, кто тебе в тягость. Смотрю на людей с облака, проплывая над столицами двух империй. Нужно иметь силы, чтобы прийти к этому, казалось бы, очень простому решению. Но не тут-то было.

Маргарита ПРОШИНА

Иосиф Бродский

***

     Мне говорят, что нужно уезжать.

     Да-да. Благодарю. Я собираюсь.

     Да-да. Я понимаю. Провожать

     не следует. Да, я не потеряюсь.

     Ах, что вы говорите - дальний путь.

     Какой-нибудь ближайший полустанок.

     Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь.

     Я вовсе налегке. Без чемоданов.

     Да-да. Пора идти. Благодарю.

     Да-да. Пора. И каждый понимает.

     Безрадостную зимнюю зарю

     над родиной деревья поднимают.

     Все кончено. Не стану возражать.

     Ладони бы пожать - и до свиданья.

     Я выздоровел. Нужно уезжать.

     Да-да. Благодарю за расставанье.

     Вези меня по родине, такси.

     Как будто бы я адрес забываю.

     В умолкшие поля меня неси.

     Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.

     Как будто бы я адрес позабыл:

     к окошку запотевшему приникну

     и над рекой, которую любил,

     я расплачусь и лодочника крикну.

     (Все кончено. Теперь я не спешу.

     Езжай назад спокойно, ради Бога.

     Я в небо погляжу и подышу

     холодным ветром берега другого.)

     Ну, вот и долгожданный переезд.

     Кати назад, не чувствуя печали.

     Когда войдешь на родине в подъезд,

     я к берегу пологому причалю.

ДЫХАНИЕ СЕВЕРА В ПРОЗЕ НИКОЛАЯ ТОЛСТИКОВА

Проза Николая Толстикова дышит северным простором, заливными лугами, высоким прозрачным небом. Не всегда этой красоте соответствуют люди, живущие там. Об этом размышляет писатель, рисуя характеры природных людей, которые, как мне кажется, не знают, с какой стороны открывается книга. Устная жизнь в замкнутом кругу очень бедна без огромного пространства русского слова, запечатленного в книгах великих авторов. И если в произведениях Николая Толстикова появляется интеллигентный персонаж, то он резко контрастирует с местным людом. Можно было бы назвать Николая Толстикова бытописателем, но при всей точной фиксации жизни обычных жителей, он вдохновенно вырывается в неведанные выси духа, памятуя о той истине, что у Бога каждому существу отведена определенная и, в конечном итоге, важная роль.

Маргарита ПРОШИНА


Николай Александрович Толстиков родился 19 сентября 1958 года в городе Кадникове Вологодской области. После службы в армии работал в районной газете. Окончил Литературный институт им. М.Горького. В настоящее время - священнослужитель храма святителя Николая во Владычной слободе города Вологды. Публиковался в газетах "Литературная Россия", "Наша Канада", журналах "Север", "Лад", альманахах Северо-Запада, в Вологде издал две книги прозы. Многие произведения опубликованы в журнале "Наша улица".